вторник, 5 июля 2011 г.

Эрик Гинзбург

      Отношение к Сталину в современной России — неоднозначное, но с недавних пор новое поколение неосталинистов перешло в наступление, и на недавно организованном телешоу «Имя Россия» генералиссимус занял почетное третье место, обогнав Ленина, Петра I, Достоевского, Менделеева и многих других. Мое же «открытие» Сталина началось с ХХ съезда КПСС и продолжилось далее подпиской на журнал «Новый мир», где в 1965 году была опубликована книга Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь» (тот номер журнала я даже прихватил с собой в Америку). В своей книге Эренбург лучше других сумел уловить зловещие метки сталинского времени:
      «Я не любил Сталина, но долго верил в него, и я его боялся. Разговаривая о нем с друзьями, я, как все, называл его "хозяином". Древние евреи тоже не произносили имени бога. Вряд ли они любили Иегову: он был не только всесилен, но и безжалостен, и несправедлив; он наслал на праведного Йова все беды — убил его жену, детей, поразил его самого проказой, и все это только для того, чтобы показать, как заживо гниющий, брошенный всеми невинный человек будет на пепелище прославлять мудрость Иеговы. Бог бился об заклад с сатаной, и Бог выиграл. Проиграл Йов».
      Миллионы искалеченных и растоптанных человеческих судеб были ужасающим итогом правления Сталина — одного из самых жестоких тиранов в мировой истории. Но как могло случится, что люди великой страны практически не сопротивлялись жестокой и безжалостной воле вождя и властей, а безропотно шли на казнь и в лагеря? Вот какой ответ на этот вопрос дает А.И. Солженицын:
      «Такова человеческая природа, и ее хорошо использовали во все времена: пока человек еще мог бы разоблачить измену или смертью своей добыть спасение другим — в нем не убита надежда, он еще верит в благополучный исход, он еще цепляется за жалкие остатки благ и потому молчалив, покорен. Когда же он схвачен, низвергнут, когда терять ему больше нечего, он способен на подвиг — только каменная коробка "одиночки" готова принять на себя его позднюю ярость. Или дыхание объявленной казни уже делает его равнодушным к земным делам».

Эрик ГИНЗБУРГ, Чикаго
ЗАМЕТКИ К 130-ЛЕТИЮ РОЖДЕНИЯ СТАЛИНА
Источник

2002 - Марк Головизнин

Варлам Шаламов и внутрипартийная борьба 20-х годов

*
В 1965 году И. Г. Эренбург напечатал воспоминания, где вполне в духе того времени рационализировал свое многолетнее пребывание в штате придворных у подножия сталинского бюрократического Олимпа. Он писал: «Да, я не любил Сталина, но долго в него верил и я его боялся. Разговаривая о нем с друзьями, я, как все, называл его «хозяином». Древние евреи также не произносили имени бога. Вряд ли они любили Иегову– он был не только всесилен, он был безжалостен и несправедлив... Вера, как страх, как многие другие чувства, заразительна. Хотя я воспитывался на вольнодумстве XIX века,... высмеивал все догмы, я оказался не вполне защищенным от эпидемии культа Сталина». Такую рационализацию Шаламов категорически не принимал. «Эренбург подробно объясняет, что лизал задницу Сталину именно потому, что тот был богом, а не человеком. Это вреднейшая концепция, создающая всех сталинистов, всех Ждановых, Вышинских, Ворошиловых, Молотовых, Маленковых, Щербаковых, Берия и Ежовых. Самое худшее, самое вредное объяснение», – писал Шаламов Я. Гродзенскому.

Головизнин Марк Васильевич (р. 1964) – научный сотрудник Института социологии Российской Академии наук.
Шаламовский сборник. Вып. 3. — Вологда: Грифон, 2002. — С. 160-168.

1922 - Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников



Глава четвертая 
Симпатичные боги айши.
-Различные суждения учителя о религии
*
...Далее мы увидали еще двух божков. Один из них чистил ботинки, другой стоял перед дверью со вставленным в нее осколком зеркала. Оказалось, что Ширик и Гмэхо (так звали двух братьев Гихрэ) тоже всемогущи и способны делать вещи непостижимые. Учитель был обрадован, даже взволнован.
      "Вы видите,- сказал он мистеру Кулю и мне,- здесь, в отеле "Мажестик", творится великолепная мифология. Через сотни лет Ширик будет отряхать земной прах с блуждающих душ, Гмэхо впускать их в святые врата, а милый Гихрз с почтовой маркой в два су служить вечным вестником, соединяющим наш мир с трансцендентальным. Или вы позабыли послеобеденные анекдоты мудрых эллинов и бесплатных гурий бедного погонщика верблюдов? Ты, еврей, - сказал он мне, - помнишь, как Иегова обиделся на твоих девушек, как он боролся с Иаковом, ревновал Израиль ко всякому вавилонскому идолищу и торговался насчет захудалого Содома? А вы, мистер Куль, не присвоили ли вы богу всех человеческих ремесел от рождения до смерти, обставив их только некоторыми отступлениями от физиологии? Бедненькая жена Рафаэля, весьма, кстати, добродетельно исполнявшая свои супружеские обязанности,-- сколько благочестивых слез безнадежно старых дев Германии она вызвала в своем дрезденском продлении! Разве придумали люди для своего разнорасового Олимпа другие порядки, нежели для Китайской империи или для республики Сан-Марино? (Монархия Иудеи, олигархия Индии, наконец плутократия тысячи нажившихся на святости подвижников доброго католика.) Одни смягчают тиранию справедливости конституционным вмешательством милосердия, другие, наоборот, торжественно восстанавливают самодержавие господа бога. Небесные министерства - военное с различными званиями серафимов, херувимов, архангелов и ангелов, юстиции - суд, прокурор и защитник, смягчающие обстоятельства, весы лавочника, каторга срочная и бессрочная, просвещения - пророки, пропаганда, даже световые рекламы на стенах вавилонского дворца. Вы, дети мои, пережевываете жвачку, прошедшую через все четыре законных желудка, а Айша готовит новую для Клоделей или Булгаковых тридцатого века".

Глава одиннадцатая 
Пророчество учителя о судьбах еврейского племени
      Пока я говорил, все друзья, сидевшие рядом со мной на диване, пересели в другой угол. Я остался один. Учитель обратился к Алексею Спиридоновичу: "Теперь ты видишь, что я был прав. Произошло естественное разделение. Наш еврей остался в одиночестве. Можно уничтожить все гетто, стереть все "черты оседлости", срыть все границы, но ничем не заполнить этих пяти аршин, отделяющих вас от него. Мы все Робинзоны, или, если хотите, каторжники, дальше дело характера. Один приручает паука, занимается санскритским языком и любовно подметает пол камеры. Другой бьет головой стенку -- шишка, снова бух,-- снова шишка, и так далее: что крепче -- голова или стена? Пришли греки, осмотрелись может, квартиры бывают и лучше, без болезней, без смерти, без муки, например Олимп. Но ничего не поделаешь - надо устраиваться в этой. А чтобы быть в хорошем настроении, лучше всего объявить различные неудобства - включая смерть (которых все равно не изменишь) - величайшими благами. Евреи пришли - и сразу в стенку бух! "Почему так устроено? Вот два человека, быть бы им равными. Так нет: Иаков в фаворе, а Исав на задворках. Начинаются подкопы земли и неба, Иеговы и царей, Вавилона и Рима. Оборванцы, ночующие на ступеньках храма,- ессеи трудятся: как в котлах взрывчатое вещество, замешивают новую религию справедливости и нищеты. Теперь-то полетит несокрушимый Рим! И против благолепия, против мудрости античного мира выходят нищие, невежественные, тупые сектанты. Дрожит Рим. Еврей Павел победил Марка Аврелия! Но люди обыкновенные, которые предпочитают динамиту уютный домик, начинают обживать новую веру, устраиваться в этом голом шалаше похорошему, по-домашнему. Христианство уже не стенобитная машина, а новая крепость: страшная, голая, разрушающая справедливость подменена человеческим, удобным, гуттаперчевым милосердием. Рим и мир устояли. Но, увидав  это,  еврейское  племя отреклось от своего детеныша и начало снова вести подкопы. Даже, где-нибудь в Мельбурне, сейчас сидит один и тихо в помыслах подкапывается. И снова что-то месят в котлах, и снова готовят новую веру, новую истину. И вот сорок лет тому назад сады Версаля пробирают первые приступы лихорадки, точь-в-точь как сады Адриана. И чванится Рим мудростью, пишут книги Сенеки, готовы храбрые когорты. Он снова дрожит,"несокрушимый Рим"!